В апрельском номере журнала «Знание — сила» в 1996 году появилась статья Никиты Максимова «Пулями пробита наша ДНК». Журнал «Знание — сила» — колыбель моей деятельности в качестве журналиста. В нем, в 1966 году, ровно 30 лет назад, появились мои первые публикации «…играя со смертью» и «Почему курица не ревнует». Престиж журнала мне не безразличен, и я возвышаю голос (берусь за перо) с горьким чувством. Я сетую не только по поводу журнала, но и тех ученых и научных институтов, на исследованиях которых основывается автор статьи. В число этих институтов входит Институт генетики Российской Академии наук.
Автор утверждает, что «огнестрельные ранения вызывают изменения в генетическом аппарате человека». Ножевые — не вызывают или в слабой степени затрагивают наследственный аппарат человека. Кинетическая энергия пули «превращается в энергию свободных радикалов, которые разрушающе воздействуют на все типы живой ткани и клеток».
Влияние пулевых ранений на хромосомный аппарат исследовали на лимфоцитах крови людей, претерпевших ранения, и на клетках печени крыс, которым наносили рану. Были обнаружены высокие показатели нарушений хромосомного аппарата клеток печени потомков раненых крыс. Высокий процент клеток с нарушенным хромосомным аппаратом наблюдали и в первом поколении потомков, и во втором.
Описание опытов не удовлетворяет элементарным требованиям, предъявляемым ко всем без исключения научным публикациям, не говоря уже о сенсационных. Не указано время, прошедшее между ранением людей и временем взятия у них крови. Не указано, производился ли анализ лимфоцитов крови ближайших родственников раненого, не претерпевших пулевого ранения.
При описании опытов на крысах ни словом не упомянуты контрольные наблюдения над ближайшими родственниками подопытных животных.
Обнаружение мутагенного действия внешнего агента дело непростое. Популяции человека, животных и растений, все без единого исключения, насыщены огромным количеством мутаций. Значительную долю этих мутаций составляют нарушения хромосомного аппарата, которые можно обнаружить с помощью микроскопа.
Исследователь, берясь доказать влияние какого-либо агента на наследственность, должен быть твердо уверен, что наблюдаемые им в потомстве подвергшихся воздействию существ мутации возникли в генах подопытных организмов, а не предсуществовали у них до начала воздействия.
Успех Германа Мёллера, повысившего в сотню раз частоту возникновения мутаций с помощью коротковолновой радиации и увенчанного за это открытие Нобелевской премией, зависел не только от выбора агента воздействия, но и от метода учета возникающих под влиянием ионизирующей радиации мутаций. Мёллер исключил остроумнейшим и простейшим способом какие-либо сомнения в том, возникли ли наблюдаемые мутации под действием Х-лучей или предсуществовали в их генах до начала воздействия.
Частота возникновений наследственных аномалий и, в частности, нарушений хромосомного аппарата у людей, переживших бомбардировку Хиросимы и Нагасаки, изучена крупнейшими американскими генетиками Нилом и Шеллом и опубликована в книге «Эффект воздействия атомных бомбардировок на исход беременности в Хиросиме и Нагасаки» (J.V. Neel and W. J. Schull. The Effect of Exposure to the Atomic Bombs on Pregnancy Germination in Hiroshima and Nagasaki. Nat. Acad. Press, Washington, D.C., 1956). Исследователи натолкнулись на непреодолимые трудности, пишут авторы монографии. Огромное количество нарушений хромосомного аппарата было обнаружено в контроле, у японцев, никогда в сфере досягаемости радиоактивных излучений не живших.
В статье Максимова насыщенность генома крыс, не подвергавшихся воздействию огнестрельного оружия, проскальзывает в единственной фразе. Процент клеток печени с поврежденными хромосомами у подопытных животных вдвое превышал тот же процент у животных, воздействию не подвергавшихся. Выше сказано, что 50% клеток печени подопытных крыс имели нарушения хромосом, значит те, кто не подвергался воздействию, имели 25% нарушений. А раз имели, то и передавали их своим потомкам.
Контрольная популяция крыс безусловно не способна была выполнять возложенную на нее функцию, как не способны были служить контролем японцы, с их чудовищным генетическими грузом, для выяснения генетических последствий применения атомных бомб.
Все экстраполяции исследователей генетической опасности огнестрельных ранений с клеток печени и лимфоцитов на половые клетки теряют какую бы то ни было убедительность еще и потому, что ионизирующее действие ранений никем не доказано, а только это действие уравнивает чувствительность к воздействию всех клеток тела.
Максимов пишет, что «исследователям очень сложно говорить о конкретных последствиях таких событий — ведь они не до конца понимают, как устроен геном человека, из чего он состоит» (стр. 7). Вы глубоко заблуждаетесь, господин Максимов. Геном человека понят «до конца», абсолютно точно установлено, из чего он состоит, и во Франции и в США ученые работают над расшифровкой последовательности нуклеотидов в нитях ДНК, строящих все 23 пары хромосом человека.
Напрасно главный консультант автора, член-корреспондент Российской Академии Медицинских Наук Юлий Георгиевич Шапошников не расшифровывает, какие именно воздействия среды он имеет в виду, когда (совершенно правильно) говорит: «Мы все время ходим по острию ножа и подвергаем и себя, и свое потомство вероятности наследственных заболеваний. Человечестве уверенно идёт к своему финалу.» Расшифруй он эту зловещую фразу, он должен был бы перечислить в качестве реальных источников губительных воздействий на наследственные задатки людей заводы по производству ядерного оружия стратегического и тактического назначения (взрыв бункера хранилища отходов производства сырья для изготовления первых атомных бомб на Южном Урале в 1957 году стоил жизни тысячам людей), испытания ядерного оружия, загрязнение атмосферы и воды химическими мутагенами, аварии на атомных электростанциях. Грозным предупреждением бедствия стала Чернобыльская кастрофа. И тогда, после такого перечисления, генетическая опасность от пулевых ранений заняла бы должное и приближающееся к нулевому место среди причин приближения человечества к своему финалу.
Отрешимся от ионизирующего действия пулевого ранения, якобы ответственного за мутагенный эффект ранения. Ранение заведомо причина глубочайшего психического воздействия, и если шок оказывает воздействие на хромосомный аппарат клетки, то ранение окажется в числе мутагенов. Непосредственный результат мутагенного действия агента вовсе не появление мутантов в потомстве того, кто подвергся губительному воздействию. Потомство заставляет себя ждать. А возникновения мутантных клеток, родоначальниц злокачественных опухолей, долго дожидаться не приходится. Раковая опухоль может быть результатом психической травмы, а может исчезнуть под влиянием травмы. Мне известен случай такого исчезновения.
Статья Максимова повествует об экстраполяциях ученых со своих несовершенных опытов на возможный канцерогенез. Чем экстраполировать и ограничиваться догадками, взяли бы лучше да поисследовали на тех же крысах влияние пулевых ранений на канцерогенез. В случае человека на помощь пришла бы статистика. Но исследователям влияния пулевых ранений на наследственность не пришло в голову поинтересоваться, повысился ли процент умерших от рака среди жертв пулевого ранения.
март 1996, Париж
помещено в сеть 20 октября 2018
